Меню
Главная
Прикосновение космоса
Человек в космосе
Познаем вселенную
Космонавт
Из авиации в ракеты
Луноход
Первые полеты в космос
Баллистические ракеты
Тепло в космосе
Аэродром
Полёт человека
Ракеты
Кандидаты наса
Космическое будущее
Разработка двигателей
Сатурн-аполлон
Год вне земли
Старт
Подготовки космонавтов
Первые полеты в космос
Психология
Оборудование
Модель ракеты
|
Главная страница > Цитатник Снова отцовский дом 3.Снова отцовский дом Глава первая. Путь к науке Как мог Константин заработать в Вятке кусок хлеба? Только одним - используя свои знания, к тому времени уже недюжинные. Он стал репетитором неуспевающих гимназистов. Схлопотать первый частный урок помогли связи отца. Дальнейшим Циолковский обязан самому себе. «Я имел успех, - читаем мы в его автобиографии, - и меня скоро засыпали этими уроками. Гимназисты распространяли обо мне славу, будто я очень понятно объясняю алгебру! Принимая уроки, никогда не торговался и не считал часов. Брал, что давали, - от четвертака до рубля за час». Худым, бледным приехал Циолковский в Вятку. Отец смотрел на него с грустью. Но уже через несколько дней Эдуард Игнатьевич понял: Константин съездил в Москву не зря. И неважно, что сын не сделал на чужбине выдающихся открытий, не завязал дружбы с московскими профессорами. Юноша обрел другое, чего ему раньше так не хватало, - уверенность в своих силах, веру в будущее. Юношу приветливо встречают в городской публичной библиотеке. Не многие заказывают там «Математические начала натуральной философии» Ньютона или механику профессора Брашмана. От корни до корки читает Циолковский пухлые комплекты прогрессивных журналов: «Современник», «Дело», «Отечественные записки». Теперь в Вятке, «при отцовском глазе», Циолковский не сидит уже на хлебе и воде. Однако в остальном образ жизни почти не изменился: все свободное время поглощают занятия. В стремлении приобрести знания Константин вполне оправдывает свое имя - он весьма постоянен. Разумеется, статья о вреде табака лишь забавная деталь. Главное, что почерпнул из этих журналов Циолковский, заключалось совсем в ином. Достаточно напомнить, например, что издание «Современника», начатое Пушкиным, было тесно связано с именами Некрасова, Добролюбова, Чернышевского. В редакции «Отечественных записок» сотрудничали Некрасов, Салтыков-Щедрин, Успенский... «Эти журналы имели на меня огромное влияние, - вспоминал он впоследствии.- Так, прочитав статью против табака, я решил не курить. Этого решения я придерживался всю жизнь». Нужно ли, перечислив все эти имена, объяснять, как изменилось мировоззрение молодого человека? Со страниц журнала «Дело» часто выступали Шеллер-Михайлов, Станюкович, Писарев. А курс механики знаменитого профессора Брашмана, одного из учителей Николая Егоровича Жуковского? Разве могла оставить Циолковского равнодушным наука, без которой не сделаешь и шага в технике? Знакомство с вычитанными у Ньютона законами тяготения, которым подвластно движение небесных тел, - подготовка к грядущим размышлениям об астрономии. Через год-другой эти размышления будут вписаны в «Рязанские тетради» - самые ранние из сохранившихся рукописей Циолковского. «Будущее ребенка не предугадывается», - писал в своей автобиографии Циолковский. Пожалуй, рано предугадывать и судьбу двадцатилетнего паренька, обучающего алгебре и геометрии вятских гимназистов. Он еще лишь строит свое будущее. Однако фундамент заложен. Интерес к механике и математике подскажет путь к ракете, космонавтике, аэродинамике. Юноша уверенно работает с книгами. Он умеет извлечь из них знания, необходимые для собственных, вполне самостоятельных суждений. У него золотые руки - им может позавидовать иной мастеровой. Накопленные знания Циолковский пытается применить на практике. Заработав уроками деньги, он снимает комнату и устраивает в ней мастерскую. Как и в детстве, юношу влечет река. Он мастерит водяные лыжи, но неудачно: подвело недостаточное знание механики. Не беда! Постройка водяных лыж - первая проба сил в области гидродинамики, а первый блин часто выходит комом. Пленков доказал, что в 1873 году семья Циолковских жила в доме купца Шуравина на Преображенской улице. Но жил ли на этой квартире Константин Эдуардович? Ответить на такой вопрос Пленкову не удалось. Этот факт установил Евгений Дмитриевич Петряев. Около ста лет минуло с тех пор. Мы не знаем, почему Циолковские переехали в Вятку, но зато нам известно, в каком доме они поселились. Больше того; мы даже знаем, когда и на каком этаже жил в этом доме Константин Эдуардович. Этим подробностям мы обязаны другому кировскому краеведу - Петряеву, продолжившему поиски В. Пленкова. «Почти на каждом заседании местного общества врачей, - писал впоследствии Петряев, - шла речь о новых заболевших. В печатных протоколах этих заседаний я встретил доклад губернского санитарного врача А. Радакова об эпидемии... Описывая ход эпидемии, Радаков сообщил: «В конце октября или начале ноября (1876) захворал брюшным тифом гимназист Циолковский, живший на Преображенской улице, в доме Шуравина...» В своей биографии Константин Эдуардович упоминает о смерти брата. Игнатий скончался в 1876 году. В тот год в Вятке свирепствовал тиф, и, как ни странно, именно это обстоятельство стало путеводной нитью кировского краеведа. В ту пору врачи связывали распространение тифозных заболеваний с уровнем подпочвенных вод под жилищем. А Радаков отметил в своем докладе, что никто из заболевших в доме Шуравина не жил в нижних этажах: Это упоминание Петряев сопоставил с другим фактом - с измерением расстояния до пожарной каланчи, которое Циолковский проделал при помощи самодельной астролябии. Оказалось, что каланча, стоявшая в 1865 году на нынешней улице Коммуны, могла быть видна со второго и третьего этажей дома Шуравина. Значит, Циолковский жил в этом доме и до отъезда в Москву и после возвращения в Вятку. Сопоставив это с автобиографией Циолковского, где Константин Эдуардович пишет, что брат заболел вскоре после его возвращения, Петряев смог сделать уверенный вывод: Циолковский возвратился в Вятку примерно в сентябре - октябре 1876 года. Критикуя первое издание этой книги, журналист А. Ерохин поучал меня, что истоки научного творчества и мировоззрения Циолковского следовало искать в семье. «Об этом почти ничего не сказано в книге! Зато подробно расписывается Вятская гимназия, ее учителя». Чуть выше я отмечал, какой огромной любовью пользовался у юного Циолковского публицист Д. Писарев. Ученый подчеркивал, что видел тогда в нем свое второе «я». Увы, еще никому не удалось с достаточной точностью установить, откуда возникло это жаркое чувство. Из книги известного революционного народника-пропагандиста, а впоследствии земского деятеля Николая Аполлоновича Чарушина «О далеком прошлом» Е. Петряев узнал историю тайной библиотеки, созданной гимназистами (Чарушин учился в той же Вятской гимназии, что и Циолковский). «Дело было начато и пошло хорошо, скоро образовалась порядочная библиотека, помещавшаяся в квартире гимназиста Петра Шуравина, шедшего ниже нас класса на два и жившего в семье, в изолированной комнате с отдельным входом, куда нельзя было ждать набега начальства, обычно посещавшего квартиры гимназистов, проживающих на хлебах у хозяек». Разумеется, я не стал бы вспоминать об этих мелочных придирках, если бы не получил от Евгения Дмитриевича Петряева письмо, в котором он сообщал мне то новое, что довелось узнать ему о доме Шуравина. Это новое, как сейчас будет ясно, оказалось тесно связанным с мировоззрением юного Циолковского. «В нашей библиотеке, - писал Н. А. Чарушин, - имелись книги и изъятые из обращения, и хотя она была конспиративная, но клиентов у нее всегда было в изобилии. В то время фискальство и доносительство были не в моде, а потому некому было осведомить начальство. Благодаря этому библиотека просуществовала многие годы, содействуя духовному развитию подрастающего поколения». Излагая этот факт, Евгений Дмитриевич напоминает, что именно в ту пору был сослан в Вятку издатель Ф. Павленков, страстный пропагандист сочинений Писарева, которыми зачитывалась молодежь. Отмечает Петряев также высокую общественную активность вятских гимназистов тех лет, издававших рукописный журнал «Луч», где критиковались учителя и гимназические порядки, и, наконец, приводит еще одно свидетельство Н. А. Чарушина, весьма ясно характеризующее библиотеку в шуравинском доме. Да, большое дело сделали кировские краеведы, и хочется пожелать им успешного завершения этой увлекательной работы. Таким образом, буквально за стеной квартиры Циолковского успешно действовала тайная библиотека, а в трех-четырех кварталах жил ссыльный издатель Павленков. Не исключено, что через некоторое время удастся доказать его участие в организации и пополнении книгами этой библиотеки. Как установил Е. Петряев, Шуравин был знаком с Павленковым. Когда прошел лед и схлынули вешние воды, зычно прогудел подле пристани небольшой пароходик. Семья Циолковских покидала Вятку. Начался долгий путь сначала на юг, к Каме, затем мимо Казани до Нижнего Новгорода, оттуда по Оке в Рязань... Вскоре после того, как Константин Эдуардович вернулся из Москвы, отец вышел в отставку. Оборвалась цепочка, привязывавшая семью к Вятке. Эдуард Игнатьевич решил возвратиться в Рязань. Ему хотелось купить домик с огородом и тихо коротать свой век. Реки жили привычной, размеренной жизнью. По течению тянулись плоты. На них стояли сбитые на скорую руку шалаши. Рядом с шалашами трепетали на ветру после постирушек разноцветные тряпки. Из труб выходил голубоватый дымок - ветер доносил иногда до палубы парохода аппетитный эапах наваристой рыбацкой ухи. На фоне приземистых плотов словно раздувались от важности доверенного им груза большие баржи. Кое-где их вели маленькие прокопченные буксиры, местами работали «кабестанные машины», но гораздо чаще тянули свою страшную лямку бурлаки. Разбрызгивая воду, шлепал громоздкими колесами старенький, видавший виды пароходик. Он пробирался из реки в реку, а пейзаж почти не менялся - по обе стороны тянулись берега, обильно заросшие лесом. Временами леса расступались, открывая пестрые полоски крестьянских наделов, серые от времени деревенские избы с соломенными шапками крыш, с маленькими, подслеповатыми окнами. Как ни старался маленький пароходик, как ни пыхтела, надрываясь, его машина, скорость была невелика. Много дней полз он от пристани к пристани. Закутавшись в пальто, зябко поеживаясь, Циолковский часами простаивал на палубе. Он отдыхал, наблюдая за рекой, любуясь проплывавшими перед глазами пейзажами. Особенно красиво все выглядело ночью: суда объявляли о себе друг другу светлячками сигнальных фонарей и огненной мошкарой искр, вылетавших из труб. Красавицы беляны издали - как настоящие пароходы. Но подойдешь поближе - видишь плотно сбитые друг с другом штабеля досок. Разочарован был сын, не радовался и отец. Мечты не сбылись. Собственный домик с огородом оказался отставному чиновнику не по карману. Пришлось довольствоваться наемной квартирой. Ее сняли в доме Трудникова на Садовой улице. Этот дом сохранился и по сей день. Вот и Рязань. Неласково приняли Циолковских родные места. То, что в Вятке казалось таким заманчивым, вблизи выглядело совсем иначе. «Я побывал в местах, где прежде жил. Все показалось очень маленьким, жалким, загрязненным. Знакомые - приземистыми и сильно постаревшими. Сады, дворы и дома уже не казались такими интересными, как прежде...» Так записал впоследствии свои рязанские впечатления Циолковский. Заниматься наукой в Рязани оказалось куда труднее, чем в Вятке. Не было знакомств, не нашлось и частных уроков. Снова, как за несколько лет до этого в Москве, нужда одолевает Циолковского. Но на этот раз борьба посерьезнее. Остатки сбережений, накопленных в Вятке; быстро растаяли. Случай добыть где-нибудь урок не подворачивался. И Константин Эдуардович принялся за подготовку к экзаменам на звание учителя уездной школы. Он больше не хотел зависеть от случайностей. Константин Эдуардович прожил на этой квартире недолго. Как и в Вятке, он поселился отдельно от отца, сняв комнату у некоего Шапкина - поляка, вернувшегося из сибирской ссылки. Биограф Циолковского Б. Н. Воробьев сообщает, что Константин Эдуардович изучал в ту пору «Основы химии» Менделеева. Зная привычку Циолковского досконально проверять любое печатное слово, можно предположить, что изучение химии подкреплялось опытами. Волновались экстерны отчаянно. Особенно страшным представлялся «закон божий», а он, как на грех, шел первым. Стоило провалиться - все было кончено. Тех, кто не сумел одолеть этот барьер, к дальнейшим испытаниям не допускали. Дом, где получил учительское звание Циолковский, - одна из достопримечательностей Рязани. В этом большом двухэтажном здании, украшенном колоннами, размещалась 1-я губернская гимназия. В 1837 году в актовом зале В. А. Жуковский слушал стихи гимназиста Я. Полонского. Здесь учились выдающийся естествоиспытатель И. В. Мичурин, известный психиатр П. Б. Ганушкин... Да, положение Циолковского не из легких. Не мудрено, что он «растерялся и не мог выговорить ни слова». Его пожалели: усадили на диван, дали пятиминутный отдых Нервное напряжение спало, и юноша ответил «без запинки». Затем Циолковский провел пробный урок в пустом классе и получил право преподавать в уездных училищах арифметику и геометрию. Экзаменаторы будущих учителей, уделяли «закону божьему» особенно серьезное внимание. «Мне, как самоучке, - писал Циолковский, - пришлось сдавать «полный экзамен». Это значило, - что я должен был зубрить катехизис, богослужение... и прочие премудрости, которыми я раньше никогда не интересовался. Тяжко мне было...» В Вятской публичной библиотеке, перед отъездом в Рязань, Циолковский изучал «Математические начала натуральной философии» Ньютона. Эта книга познакомила его с небесной механикой. В Рязани же Циолковский чертит схемы солнечной системы, старательно вырисовывая орбиты планет. Девять листков с такого рода чертежами и заметками хранятся в архиве Академии наук СССР. На одном пометка Циолковского: «8 июля 1878 г. Воскресенье. Рязань. С этого времени стал составлять астрономические чертежи». В Рязани Циолковский прожил недолго - чуть более года. Но это важный этап жизни будущего ученого. И не только потому, что он сумел, наконец, получить профессию, ставшую источником существования. Именно в Рязани молодой человек приблизился к ответу на вопрос, однажды заданный самому себе: «Нельзя ли изобрести машину, чтобы подняться в небесные пространства?» Вероятно, Циолковский с большой серьезностью отнесся к составлению этой таблицы. В ней сведены воедино описания тех «островов», к которым мог направиться путешественник по «космическому морю». Таблица выглядит своеобразной анкетой целого ряда планет. Начинающий астроном заносил в ее клеточки результаты наблюдений и расчетов. Условные значки изображают разные планеты. Циолковского интересовала их плотность по сравнению с Землей, по отношению к воде. Он записывает величину притяжения массы на поверхности планеты, время обращения вокруг оси, скорость движения экваториальных точек, площадь поверхности, объем и массу небесного тела. Таблица вышла обширной. Собранные в ней сведения - бесспорное свидетельство серьезности молодого ученого. Идеи, спустя много лет озарившие мир ярким, ослепительным светом, уже зрели в его голове. Будущему ученому исполнился двадцать один год, когда он изобразил карту того далекого мира, дорогу в который нашел много лет спустя. Просматривая архивную папку, в которой собраны астрономические заметки молодого Циолковского, видишь первые плоды труда начинающего исследователя. Особенно примечателен лист с краткой подписью: «Начата эта таблица в 1878 году, 24 июля. Понедельник. К. Циолковский. Рязань». Экзамены оттесняли на время занятия астрономией. Но вот звание учителя получено, а назначения все нет и нет. Циолковский снова углубляется в. рисунки и вычисления. Он заносит их в небольшую тетрадку. Эта тетрадка ему очень дорога. Сорок пять лет он не расстается с ней. В 1923 году, кратко прокомментировав свой юношеские эскизы и формулы, Циолковский подарил ее человеку, которого очень любил и уважал, - Якову Исидоровичу Перельману. Выглядел бесценный документ весьма неприглядно, и, словно извиняясь, Циолковский написал: «Очень грязна, потому что была в наводнении 1908 года». «Астрономия увлекла меня, - объяснял впоследствии свою страсть Циолковский, - потому что я считал и считаю до сего времени не только Землю, но и вселенную достоянием человеческого потомства». Предмет его размышлений обширен - явления на маятнике и качелях, в вагоне, начинающем либо оканчивающем свое движение, в пушечном ядре, где возникает «усиленная тяжесть». Его явно беспокоит вопрос, как перенесут «усиленную тяжесть» живые существа, - иначе он не нарисовал бы птичку в жерле пушки или вагончиков с людьми, движущихся и по прямой и по кривой. Мы видим на его рисунке канал, рассекающий Землю, и читаем, что «ядро падает через диаметральный земной канал и достигает центра через 20 минут. Относительная тяжесть в ядре исчезает». Некоторые страницы «Рязанской тетради» опубликованы во втором томе Собрания сочинений Циолковского. На них рисунки и формулы. Обветшавшие листы исписаны в полном смысле слова вдоль и поперек. Однако, рассматривая рисунки, читая напечатанные рядом комментарии 1923 года, невольно поражаешься прозорливости Циолковского. Даже сегодня, в век бурного освоения космоса, далеко не все еще успело свершиться. Так много записал в своей тетрадке молодой учитель, ожидая, пока министерство просвещения пошлет его в один из уездов Российской империи. Да, многие проблемы, впоследствии предмет исследования больших научно-исследовательских коллективов, набрасывались в этой неказистой тетрадке. Невесомость и перегрузка, «веретенообразная башня, висящая без опоры над планетой и не падающая благодаря центробежной силе» (в ней без труда можно узнать искусственный спутник), и «кольца, окружающие планету без атмосферы, с помощью которых можно восходить на небеса и спускаться с них, а также отправляться в космическое путешествие». Одного лишь не хватало начинающему ученому - он не видел еще того дорожного указателя, который подсказал бы путь к этой обетованной космической стране. А такой указатель существовал. Спустя много лет Циолковский прочел написанное на нем слово: «ракета». Просматривая листы старых рукописей, понимаешь: Циолковский видел в занебесье чудесную страну, которая манила его к себе. Вот почему одна из рязанских рукописей - маленькая, самодельная тетрадка, заполненная формулами, озаглавлена «Вопрос о вечном блаженстве», а на другой надпись: «Я вам показываю красоты рая, чтобы вы стремились к нему. Я вам говорю о будущей жизни». Пройдет три четверти века. Весь мир заговорит о собаке Лайке - первой космической путешественнице. Десятки фоторепортеров и кинооператоров направят объективы своих камер на Белку и Стрелку - собак-космонавтов, впервые возвратившихся на Землю. Журналисты испишут множество бумаги, рассказывая о том, как животные помогли человеку протоптать первые тропинки в космос. Все это случится через много лет после смерти Константина Эдуардовича и обойдет газеты и журналы всего мира. Но в 1879 году мало кого интересовала судьба тараканов и цыпленка, подвергнутых Циолковским испытаниям на перегрузки. А ведь они были первыми земными существами, прошедшими предкосмическую тренировку... Назначение задерживалось. И не теряя времени понапрасну, Циолковский перешел от умозрительных заключений к опытам. Он построил центробежную машину - предшественницу тех центрифуг, на которых сегодня тренируются космонавты. Три десятка лет спустя Константин Эдуардович вспомнит о своих юношеских опытах и напишет: «Я еще давно делал опыты с разными животными, подвергая их действию усиленной тяжести на особых, центробежных машинах. Ни одно живое существо мне убить не удалось, да я и не имел этой цели, но только думал, что это могло случиться. Помнится, вес рыжего таракана, извлеченного из кухни, я увеличивал в 300 раз, а вес цыпленка - раз в 10; я не заметил тогда, чтобы опыт принес им какой-нибудь вред». Серую заплатанную блузу, в которой сдавались экзамены, заменил вицмундир (первый и последний мундир в жизни Циолковского), сшитый по настоянию отца. К шапке пришили наушники, справили дешевенькое пальто. Собравшись в дорогу, Циолковский попрощался с отцом. На этот раз навсегда: больше им увидеться не пришлось. В том же 1880 году Эдуард Игнатьевич скончался... Время шло. Наступило рождество 1880 года. Вскоре после него прибыло долгожданное назначение из министерства просвещения. Путь предстоял не очень дальний: Константина Эдуардовича назначили в город Боровск. Далее: Дарить людям счастье. К МАРСУ С ОСТАНОВКОЙ НА ЛУНЕ. Женщина на Луне. Контуры космического будущего. МЕДИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПОДГОТОВКА. IV. ИЗУЧЕНИЕ ЛУНЫ И ОКОЛОЛУННОГО ПРОСТРАНСТВА ПО ПРОГРАММЕ LUNAR EXPLORER. ЭПИЛОГА НЕ БУДЕТ. ЧТО СДЕЛАНО?. Освоение невесомости. Главная страница > Цитатник |