Главная страница >  Хронология 

«Коррида» в кабинете генерала Берегового

Утренний звонок Нади, секретаря Берегового, не предвещал ничего хорошего: «Иосиф Викторович, командир собрал совещание и срочно вызывает Вас. Думаю, Вас ждут большие неприятности. Из-за чего — не знаю, но это, скорее всего, связано со вчерашним приездом Глушко. В кабинете у командира все его замы, начальники управлений и служб. Поспешите, пожалуйста!»

«Коррида» в кабинете генерала Берегового

Я вошел. Береговой сидел за столом, сдвинув на переносице мохнатые брови. Взгляд его был жестким и решительным. Зная его характер, я понял, что меня ждет пренеприятный разговор. По сочувственным взглядам присутствующих я понял, что все уже было решено до моего прихода, и вызван я только для официального объявления мне взыскания. Вот за что только, я пока не представлял.

Быстро собравшись и прихватив с собой кое-какие документы, я направился к штабу Центра. По дороге мысленно перебирал в памяти всевозможные ситуации в последний период работы, стараясь припомнить допущенные промахи и не находил причин для столь неожиданного вызова «на ковер» и встревоженного голоса Нади, которая всегда очень доброжелательно относилась к нашим трудным делам, и чем могла помогала. Мы ее в шутку называли: «Надежда — наш компас земной». В приемной Надя сразу показала на дверь Берегового — мол, заходите.

— Садись и слушай, — голос Берегового не предвещал ничего хорошего.

Глаза мои на какое-то мгновение встретились с глазами Павла Поповича. Прикрыв пальцами одной руки губы, он показывал, чтобы я помалкивал, а второй из-под стола показывал кулак: Держись, мол! Этот жест Поповича несколько меня приободрил.

— Держись! Совещание о тебе и твоих тренировках по выживанию с бабским экипажем на море. Кто-то нажаловался по поводу ваших выводов и заключения по результатам тренировок.

Я подсел к главному инженеру Центра Шувалову Олегу. Тот тихо зашептал скороговоркой:

…После смерти Главного конструктора ОКБ «Энергия» Сергея Павловича Королева его место на короткое время занял академик Василий Павлович Мишин, «прославившийся тем», что при нем и не без его вины погиб космонавт Владимир Комаров. После катастрофы «Союза-1» место Генерального конструктора ОКБ «Энергия» по решению Политбюро ЦК КПСС занял давний соперник Королева академик Глушко Валентин Петрович.

Мой мозг стремительно раскрутил ситуацию вокруг этих тренировок. Постепенно я, кажется, начинал понимать, что к чему. Я оказался в жерновах сильных мира космонавтики, выяснявших свои приоритеты с помощью сенсационных космических полетов…

Лена Доброквашина — кандидат медицинских наук, сотрудник Института медико-биологических проблем, участница многих уникальных испытаний и исследований, проводимых в этом институте.

Лавры Королева, связанные с запуском Первого искусственного спутника Земли, первого космонавта Юрия Гагарина и всего первого, что произошло при Королеве, видимо, не давали покоя академику Глушко. Возглавив ОКБ «Энергия», он начал многочисленные кадровые перестановки и всякие реорганизации на фирме, в том числе предполагались серьезные изменения и в программах космических полетов. Одним из нововведений стала разрабатываемая программа сенсационного, по мнению Глушко, полета космического корабля с чисто женским экипажем. Очевидно, ему вспомнились годы, когда так звучно и эффектно освещались в прессе и по радио полеты наших женщин — летчиц Валентины Гризодубовой и Марины Расковой. Хотелось такое же звучание придать и полету в космос экипажа, в составе которого были бы только женщины. И такой экипаж был подобран. Это Светлана Савицкая — командир экипажа, выдающаяся летчица-испытатель, уже побывавшая в космосе, и двое членов экипажа: врач — Елена Доброквашина и бортинженер — Екатерина Иванова. Все трое были увлечены космонавтикой и на протяжении ряда лет готовились к космическому полету, но, правда, в составе мужских экипажей. Благодаря чисто женской организованности, пунктуальности и ответственному подходу к выполняемой работе, уровень летной и технической подготовки этого экипажа был по отдельным показателям даже выше, чем у мужских экипажей. Светлана Савицкая — летчик-испытатель, установившая несколько мировых рекордов на различных типах самолетов, известная рекордсменка-парашютистка.

Это были смелые, целеустремленные, готовые на любые испытания и проверки, молодые женщины. И профессиональный, и интеллектуальный уровень подготовки женского экипажа был вполне достаточным, чтобы выполнить непродолжительный космический полет самостоятельно без мужской поддержки. Но загвоздка оказалась в другом: никто не мог дать гарантии, что посадка спускаемого аппарата с женским экипажем непременно будет «сухой». Именно поэтому программой предусматривались тренировки экипажа на случай вынужденной посадки спускаемого аппарата на море. И вот тут-то еще раз подтвердилась простая истина, что физические возможности женщин все же ниже, чем у мужчин. И особенно их хрупкость проявилась во время морских тренировок на выживание.

Катя Иванова — кандидат технических наук. Мечта о космосе овладела ее воображением, когда она еще училась в старших классах школы. Девочкой-школьницей она впервые появилась в Центре подготовки космонавтов с необычной и смелой просьбой принять ее в отряд. Ей вежливо отказали, сославшись на ее возраст и отсутствие специальных знаний. «В космос должны летать ученые», — сказали ей, сдерживая улыбку. — «Вот выучишься, защитишь диссертацию, тогда и приходи. Возьмем». Она так и сделала. За семилетний срок закончила школу с золотой медалью, потом институт с Красным дипломом и защитила диссертацию. И ее взяли в отряд — сами же обещали, что ж тут поделаешь.

Смешанный экипаж проводит тренировки на море

Известно, что три четверти планеты — моря и океаны. Поэтому тренировка на случай аварийной посадки на море проходила в условиях, максимально приближенных к реальным. На тренировке, имитирующей возможную ситуацию, экипаж должен был покинуть спускаемый аппарат, находящийся на плаву в море не более чем за 42 секунды, поскольку считалось, что через 42 секунды он мог затонуть. Мужчины во время тренировок укладывались в эти нормативы. Смешанные экипажи, в состав которых входила одна женщина, тоже выполняли эту физически тяжелую тренировку, когда нужно было в скафандрах выскочить в штормовое море из корабля, прихватив с собой двенадцатикилограммовый НАЗ (носимый аварийный запас) и бортовую документацию. Эта задача оказалась не под силу женскому экипажу из-за их чисто физических возможностей. Многократные повторы тренировок не дали результатов. Женский экипаж не укладывался в жесткие временные нормативы. Отчет о тренировках был объективен. Вывод был таков: в случае вынужденной посадки на море в экстремальной ситуации женский экипаж не сможет покинуть спускаемый аппарат и погибнет либо весь, либо частично.

Узнав об этом, женский экипаж обратился с жалобой к главному идеологу этого полета — Генеральному конструктору академику Глушко. Всем, кто готовил этот полет, было ясно, что проку космонавтике он не принесет, ничего нового не даст. Ясно было, что это чисто престижный полет: только советские женщины могут совершить первыми такой подвиг. И тут появилось основание остановить ненужную трату сил и средств.

Под этим выводом после детального анализа и многочисленных перепроверок результатов подписался автор этих строк, отвечавший за тренировку. Заключение, подписанное заместителем начальника Центра подготовки космонавтов по летно-космической подготовке генералом Алексеем Леоновым, было предельно категорично. Из-за невозможности покинуть спускаемый аппарат в случае приводнения космического корабля посылать в полет женский экипаж нецелесообразно. Полет может быть выполнен только в смешанном составе, при наличии хотя бы одного мужчины. Отчет утвердил начальник Центра подготовки космонавтов генерал Г.Т. Береговой.

Вернемся теперь к совещанию в кабинете Берегового.

Но не тут-то было. Авторитет академика Глушко, как Генерального конструктора и члена ЦК КПСС был велик. И с этим авторитетом он приехал в Центр подготовки космонавтов к генералу Береговому. Разговор был достаточно жестким. Из него следовало, что задачей Берегового и Центра является подготовка космонавтов, а не определение участников и состава экипажей.

— Ну, что скажешь, Давыдов?

С моим появлением Георгий Тимофеевич завершил разговор по вопросам меня не касавшимся. Мы смотрели в глаза друг другу. Присутствующие с интересом наблюдали за этим поединком глаз:

— Что прикидываешься дурачком? Все ты понимаешь! Из-за твоего отчета я вчера наслушался всякого. За такие отчеты наказывать надо.

— По поводу чего? — с видом непонимания ответил я вопросом на вопрос.

— Из своих тренировок Давыдов сделал вотчину, принимает слишком самостоятельные решения, берет на себя слишком много и стал неуправляемым. Надо призвать его к порядку.

Поскольку все присутствующие знали, о чем идет речь, Береговой прошелся по ним глазами, ища поддержки. Но не нашел. И тут на выручку пришел Борис Волынов:

— Все так думают?

Береговой приподнял брови:

Береговой одобрительно кивнул и все-таки добавил:

— Нет, не все, — в разговор вступает Алексей Леонов. — А Бориса Валентиновича я просил бы придержать свое мнение при себе, когда здесь я, отвечающий за летно-космическую подготовку.

Береговой проводил свою линию и искал поддержки, но не в лице Бориса Волынова. Ему в первую очередь нужна была поддержка заместителей, а они молчали. И одобрения от них он не услышал.

— Отчеты нужно писать умно, тонко и грамотно, а за такие нужно наказывать.

— Давайте дадим слово Давыдову. Пусть объяснит сам.

— Ну, что будем делать? — Береговой взглядом переходил с лица на лицо. Когда его взгляд остановился на Климуке — начальнике политотдела, тот дипломатично предложил:

— Хотелось бы сначала ответить полковнику Волынову по поводу вотчины из тренировок по выживанию. Он глубоко заблуждается. Это наше общее дело. И если посмотреть приказы по тренировкам, то будет видно, что руководителями тренировок были заместители командира Николаев, Леонов, Попович. И становым хребтом был мой отдел. За безопасность тренировок отвечал я, поэтому и принимал решения самостоятельно. Методики отрабатывал отдел, и проверяли их на себе специалисты отдела, как испытатели. И я вместе с ними. Мы шли на предельно допустимые условия, проверяя на себе правильность наших установок. А во время тренировок космонавтам давали щадящий режим, исключающий возможность потери здоровья, но зато позволяющий в натуральных условиях ощутить реальную экстремальную ситуацию. Думаю, что мы поступали правильно, и космонавты верят нам, потому что опыт тренировок уже пригодился при выполнении космических полетов.

Я поднялся и взглянул на Берегового. В его глазах я неожиданно увидел одобрение и поддержку. Нужно было максимально концентрированно и кратко высказать свои доводы:

— А я не откажусь от заключения, — решительно добавил Алексей Леонов.

Теперь по поводу отчета о тренировках женского экипажа. Любой отчет, как бы хорошо он ни был сделан, можно дорабатывать — что-то исправлять, добавлять. Могут быть не совсем корректные формулировки. Но существо отчета о подготовке женского экипажа к действиям в экстремальных условиях после приводнения остается прежним. Женщины, ослабленные космическим полетом, а мы это знаем, не смогут в штормовом море покинуть спускаемый аппарат в установленное время. Гибель экипажа черным пятном ляжет на нашу космонавтику и затмит славу первого полета Гагарина. Престижа этот полет не добавит, а опозорить может. Я готов доработать отчет, но от выводов не откажусь.

Поднялся Володя Ковалёнок. Ему легче всего было выступать. В этот момент он уже не был подчиненным Берегового, так как закончил академию Генерального Штаба и получил назначение на высокую должность. На совещании он оказался случайно.

— Есть другие мнения, предложения? — спросил Береговой, глядя на присутствующих.

— Георгий Тимофеевич, вот вы сейчас накажете Давыдова, и он перестанет работать в полную силу, будет работать с оглядкой. Глядя на него также будут работать его подчиненные. Кто от этого проиграет? Космонавты и их подготовка. А тренировки по выживанию позволяют космонавтам проверить себя на стойкость, а главное сработаться в экипаже. Когда ты в экстремуме думаешь о состоянии здоровья и психики своего товарища, больше чем о своем, вот тогда и рождается надежный экипаж. Когда не отворачиваешься брезгливо, видя блюющего собрата, а сочувствуешь и думаешь, как ему помочь, появляется психологическая совместимость. И этому учит Давыдов, кстати сам, прочувствовавший и проверивший все на себе. Наказать дело нехитрое, а вот помочь и поддержать сложней. Отбить охоту работать проще простого. И я от имени космонавтов поддерживаю «обвиняемого», — с улыбкой добавил Ковалёнок. — Держись, старик, мы тебя поддержим.

Другая ситуация — иной и разговор. Г.Т.Береговой и И.В.Давыдов

— Ты тут из него героя сделал, а его наказывать надо.

Я взглянул на Берегового и увидел, как он одобрительно кивнул на выступление Коваленка, но слова были другими:

— Товарищ, командир! То взыскание, которое Вы определили Давыдову, наложите сначала на меня. Я принимал участие в проведении многих тренировок, верю Давыдову, как специалисту и большому энтузиасту своего дела. Поддерживал и буду поддерживать его.

Неожиданно для всех и для меня тоже довольно резко поднялся Андриян Николаев. Всегда спокойный и уравновешенный он выглядел чуть взъерошенным. Даже привычка немножко с акцентом растягивать слова ушла из его речи, и он решительно сказал:

Лед тронулся.

Береговой с удивлением смотрел на своего первого заместителя. Таким запальчивым он его видел впервые.

Я, стоя, слушал выступающих и чувствовал, как кровь стучит в висках. Горела и растрескивалась до крови ладонь левой руки от нейродермита, приобретенного после спасательной операции на озере Тенгиз, когда погибали Зудов и Рождественский. Это была реакция на нервные всплески. Тенгиз мне достался дорого, но об этом отдельный рассказ. В голове шумело, появилось чувство изжоги.

— Я тоже готов разделить взыскание с Давыдовым, — вступил в разговор Павел Попович. — Как заместитель по испытаниям и научно-исследовательской работе я считаю, что методики тренировок апробированы и выверены в испытаниях и экспериментах, научно обоснованы и входят в программу подготовки космонавтов. Неоднократно выступая в качестве руководителя тренировок, я видел с какой любовью и преданностью относится Давыдов и его подчиненные к своему делу. От этого во многом зависит безопасность полетов.

Я сел, а мысли крутились хмурые: «Неужели Береговой ничего не понял? Неужели ради собственного престижа, или из-за желания сорвать злость за вчерашнее унижение со стороны Глушко он разрядится на мне взысканием?

— Садись, а то еще подрастешь! — с усмешкой проговорил Береговой.

— Я свое мнение выразил в отчете и его заключении. Буду отстаивать его на любых уровнях и поддерживать Давыдова. Свою подпись под заключением я снимать не собираюсь. — Леонов повернулся ко мне и улыбнулся:

Но Береговой не торопился. Он смотрел и ждал других высказываний…

После 307-часовой «корриды» с невесомостью. Даже таким крепким мужикам, как Олег Макаров и Леонид Кизим каждый полет (а это уже третий!) дается совсем нелегко. Экипаж «СоюзаТ-3» (Геннадий Стрекалов где-то рядом) снова на родной земле Алексей Леонов и Валерий Кубасов. Съемку-отчет о посадке ведет Иосиф Давыдов" 21 июля 1975 г. Приземлились после расстыковки с «Аполлоном» Алексей Леонов и Валерий Кубасов. Съемку-отчет о посадке ведет Иосиф Давыдов

— У Центра есть свое мнение по поводу полета чисто женского экипажа. Оно обосновано и методически, и научно.

— Лично мне во всех полетах подготовка, которую проводил Давыдов, пригодилась для психологической совместимости и взаимопонимания.

Дипломатично высказался Климук:

— Мнение всех выслушал. Принимаю решение, — он сделал паузу. Благодарность объявим в другой раз, а отчет нужно подкорректировать…

Береговой откинулся в кресле, положа руки на стол.

Он уже был Героем Советского Союза, Героем Великой Отечественной войны, Заслуженным летчиком-испытателем СССР, когда начал готовиться к полету в космос. Этот уникальный человек — Георгий Тимофеевич Береговой, будущий начальник Центра подготовки космонавтов. На тренировке по выживанию

Только теперь я понял, для чего собрал совещание Береговой. Ему нужно было единство во мнении руководства Центра. Но мне эта «коррида» далась нелегко. После совещания с острым приступом стенокардии я из своего кабинета был доставлен в реанимацию госпиталя Бурденко.





Далее:
ДВИГАТЕЛИСТЫ.
От Бермудского треугольника до «Белого солнца пустыни».
5.2. ПОВТОРЯЕМОСТЬ В ПРОЦЕССЕ РАЗВИТИЯ МЕТОДОВ ТЕПЛОВОЙ ЗАЩИТЫ ЖРД.
.
Программа «Меркурий».
5.3. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НАУКИ И ТЕХНИКИ В ПРОЦЕССЕ РАЗВИТИЯ РАБОТ ПО РЕШЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ ТЕПЛОВОЙ ЗАЩИТЫ ЖРД.
ФОТО.
НА СТАНЦИИ.
Удовольствие и необходимость.


Главная страница >  Хронология