Главная страница >  Даты 

Андрей Тарасов:

Андрей ТАРАСОВ:

СКВОЗЬ ИГОЛЬНОЕ УШКО

Подсчитаю точно: это длилось ровно двенадцать дней. Один день амбулаторного обследования, остальные — в стационаре. Для истории: я был первым журналистом, отдавшим кровь из пальца Светлане Андреевне Вторый, которая открывала этой процедурой весь многодневный медицинский марафон. Я же был первым соскочившим с ракеты на стационарном этапе, что здесь само по себе и не редкость, ибо по здешней статистике из сотни здоровых молодых военных летчиков годным для космоса остается после клинического сита лишь один.

«ДЕТСКИЙ САД»-1

Сначала о встрече с руководителями медицинского отбора. Что думают они о столь неожиданной попытке журналистов и об их шансах?

Но даже если пройдена одна тысячная доля дороги к космосу, она достойна своего рассказа.

Однако в сей раз — еще не осмотр и ощуп, а разговор в дирекции об условиях медицинского отбора конкурсантов-журналистов. Директор института Анатолий Иванович Григорьев и его заместитель врач-космонавт Валерий Владимирович Поляков, которому поручено руководство обследованием, объясняют его общие принципы. Сейчас в стационаре института обследуется группа английских кандидатов на полет. После них в конце ноября — начале декабря наступит очередь и нашей братии.

Мне приходилось здесь бывать на пресс-конференциях, встречах, беседах, сеансах связи с экипажами из медицинского филиала ЦУПа. Но прийти в Институт медико-биологических проблем без пяти минут пациентом, кандидатом на обследование вот уж не думал не гадал. По крайней мере, до журналистского космического конкурса. И сразу чувствуешь разницу в положении. Ступаешь по двору и по ступеням гораздо неуверенней, пугаешься каждого белого халата. Честно сказать, особых надежд мне, дедушке двух внуков, питать не положено, но надо хоть как-то постоять за честь родной «Правды».

Среди одолевших эти две ступени и будут названы участники дальнейшей подготовки. Как говорится, всего-то и делов. Но, помня, как сходили с этой дистанции первоклассные молодые военные летчики, как молодые спортивные инженеры космических фирм оказывались «за бортом», я задаю коренной вопрос: а как медики-профессионалы вообще относятся к идее журналистского полета?

Отбор пройдет в два этапа. Первый — амбулаторный, предварительная оценка состояния здоровья всех представленных кандидатов. Общий для всех диспансеризаций: анализы, обследования, первые выводы экспертов-медиков о целесообразности дальнейшего. Затем для уцелевших на первом этапе настанет второй — более длительный, стационарный. Это уже знакомство и с нагрузками, и с центрифугой, и с барокамерой, и с вращениями на стойкость вестибулярного аппарата, и множество других серьезных проб.

Меньше всего мы думаем, как оградить космос от людей. Больше — как населить его ими. Разумеется, космос есть космос. И влияние на человека, порой неблагоприятное, как при кратковременных, так и при длительных полетах, он оказывает. Поэтому требования к кандидатам остаются высокими, а медицинские исследования на Земле и в космосе по-прежнему необходимы, и все более углубленные. Видимо, не зря американский сенатор Джейк Гарн, совершивший семисуточный полет на «Шаттле» и на себе испытавший многие «прелести» космического путешествия, на одной из встреч с космическими врачами высказал мысль о том, что после полета ему стали более понятными и важность проводимых медицинских исследований, и необходимость затрат на них.

— Очень хорошо относимся, — сразу и без колебаний отвечает директор ИМБП. — Нам и самим очень интересен журналист на борту. Мы считаем, что такой полет должен состояться. Отбор будет действительно строгий, но это не значит, что мы должны отобрать среди вас супермена. Мы теперь больше знаем о космосе, о состоянии человека в условиях невесомости и после нее, о его возможностях. Меньше боимся, стало быть, и меньше запретов. А может быть, полетит человек. Даже в очках.

— А как вы отнесетесь к тому, что ваши пациенты — журналисты, и с первых же шагов они начнут делать репортажи в свои издания?

Прежде всего медики отвечают за безопасность и здоровье участников полета. В процессе отбора мы пытаемся определить не только физическую и психологическую готовность будущего космонавта к полету, но и резервные возможности его организма. Накопленный нами опыт, система подготовки, тренировок, профилактики помогают человеку более уверенно «входить в космос».

Позволю себе только высказать одно соображение. Допускаю, что имеющиеся у каждого из вас представления о состоянии в нашем космическом доме при взгляде изнутри могут в какой-то мере не совпасть с реальностями. Не исключаю, что будут и «обиженные» космической медициной. Нам с этим уже приходилось встречаться. Главное, как мне кажется, чтобы в ваших репортажах брали верх не эмоции и сиюминутные оценки, а трезвый анализ и взвешенные выводы. Это сегодня может быть как никогда необходимо для успешного решения наших и земных и космических проблем.

— Вполне положительно, это же ваша профессия.

Продолжаем разговор с Валерием: Поляковым.

В чем вы твердо можете быть уверены — это в высоком профессионализме наших специалистов, во внимании со стороны всех, с кем вам доведется в процессе отбора общаться, и в безусловной объективности наших заключений.

— Нет, я как раз считаю, что профессиональный журналист должен слетать в космос. И как раз наш экипаж, и Александр Волков и Сергей Крикалев, выразили недоумение, что с японским журналистом вопрос оказался решен, а наши остались в стороне. Увидеть подробности, особенности, условия полета профессиональным глазом, передать их — это очень важно. Да, рассказать о чем-нибудь с борта я, наверно, могу, как и любой космонавт. Но вот потом проанализировать, обобщить, написать — это не каждому под силу, особенно в части эмоций... Журналист в составе экипажа будет выполнять и массу других, помимо своих профессиональных, функций. Я даже жалею, что речь идет о коротком полете — надо бы ему побольше вкусить наших трудностей.

— А как космонавты относятся к этой идее? Ходит, например, мнение, что они сами могут и рассказать, и показать что надо с орбиты, и книгу написать? Вот вы, например, прекрасный рассказчик, сколько раз я заслушивался в ЦУПе вашими диалогами с Землей... Может, и журналист там незачем?

— А вы верите, Валерий, что журналист полетит?

Я вообще за расширение круга специалистов, посылаемых в космос. Это должны быть и медики, и астрофизики, и картографы, и геологи... Понятно, что это влечет за собой некоторые изменения и постоянное совершенствование медицинских требований. Может, и полет журналиста посодействует этому.

...Пока дошел от проходной института до троллейбуса — уже мокрые ноги. Да, время на редкость удачное: осенне-зимняя слякоть, холод, лужи. Братцы, думаю, а вы же там и в районках, и в дивизионках месите грязь на полях, на стройках, где-нибудь в море, под ветром, в горах... Уж как-нибудь сохраните себя от простуды, от гриппа. Постарайтесь — и дай вам космос удачи...

— Конечно, верю!

Стоп! И тебя чуть не выбрасывает из кресла, а потом еще следует десяток оборотов «внутри» черных очков...

...»Двадцать один, двадцать два, двадцать три...» Нет, это не расчет в шеренге кандидатов. В первый день нас было лишь пятеро. Это команда доктора-отоларинголога Ирины Яковлевны Яковлевой. По ней ты наклоняешься или распрямляешься во вращающемся кресле. И сразу заваливаешься в бездну, теряя опору в пространстве — хотя с виду кресло держит тебя прямо... Вот что такое субъективные ощущения и игра вестибулярного аппарата.

— Кто попадет в стационар, испытает и десятиминутное вращение, — дружески ободряют медики. Что и говорить, энтузиазма тут же прибывает. От нас не скрывают: вблизи от кабины на всякий случай наготове стоит большой эмалированный таз. Не только, впрочем, для журналистов, справедливости ради будет сказано. Теперь ясней, что стоит за сорока пятью минутами легендарного вращения Валерия Быковского.

Проба КУК — кумуляция ускорения Кориолиса. Самое памятное впечатление первого этапа медобследования. Потому что долго еще при внезапном напоминании: «двадцать один... двадцать два... двадцать три...» — в глазах может переворачиваться и комната, и книжный шкаф, и вагон метро. И это всего после двухминутной пробы: минута туда, минута сюда.

Оцениваем друг друга на глазок: кто позеленел, кто побледнел, кто покрылся испариной, кто притих, кто улыбается... Но точный итог подведут для специалистов контрольные приборы — их вывода и подождем. Кого только не видели в этом вращении здешние медики. Когда-то и первые инженеры вот так же

Перед стартом «Ястреба» и «Чайки»


первой группой пришли на этот порог, еще не ведая своей судьбы. Может, и им кто-то заварил крепкого ободряющего чая, как нам сейчас Ирина Панферова и Алла Султанова, медицинские сестры, очень участливо встретившие журналистов на пороге предкосмических испытаний. Кто пройдет этот первый порог? Будет ли он доволен, переступив второй, или наоборот? Затаив дыхание ждем ответ на эти вопросы.





Далее:
Archambault, Lee Joseph.
Июль 1966.
Советская и российская пилотируемая космонавтика.
У тихой версии в плену.
Челночная космонавтика как точная наука.
Космическая почта после юбилея.
«Приключения на орбитах".
Летали ли американцы на Луну?.
В освоении космоса без человека не обойтись.


Главная страница >  Даты