Главная страница >  Даты 

Февраль 1967

Ночью прошел дождь, и все дороги очень сильно обледенели — ездить по ним стало совершенно невозможно.

1 февраля.

Вчера получили газеты с описанием происшествия с американскими астронавтами. В сообщении корреспондента ТАСС из Нью-Йорка от 28 января говорится следующее: «Во время наземных испытаний на мысе Кеннеди космического корабля «Аполлон» вчера произошел пожар, в результате которого погиб весь экипаж корабля — полковник ВВС Вирджил Гриссом, подполковник ВВС Эдвард Уайт и лейтенант-командор ВМФ Роджер Чаффи. Полет корабля по программе «Аполлон» намечался на 21 февраля и должен был продолжаться 14 дней. Представитель космического центра сообщил, что вследствие мгновенно вспыхнувшего пожара астронавты не смогли выйти из корабля, находившегося на высоте 218 футов над пусковой площадкой и состыкованного с ракетой «Сатурн-1Б». Пожар произошел, когда астронавты находились в кабине корабля в ходе отсчета времени при имитации полета».

Генерал Горегляд доложил из Москвы, что тренировки в ТБК-60 и полеты на Ту-104 еще не начались: первое задерживает Северин, а второе — Мишин.

3 февраля.

Вчера на полигон прилетел Мишин. Мы еще не встречались, но он звонил мне и просил подумать об эксперименте над космонавтами, который предлагает провести Правецкий в Институте медико-биологических проблем. По этому вопросу я уже трижды высказывался категорически против: Минздрав хочет навязать нам свою волю, но из этого ничего не выйдет.

Накануне состоялось заседание Госкомиссии. Из членов комиссии были только трое: Керимов, Курушин и я. Мишин опять заболел. После заслушивания докладов всех специалистов приняли решение: вывозить ракету на старт и готовить пуск корабля «Союз» № 3 без экипажа на борту в 6:00 по московскому времени 6 февраля 1967 года. Вчера при подготовке корабля к перевозке по железной дороге с 31-й на вторую площадку случилось происшествие: сошел с рельсов мотовоз — это задержало доставку корабля на 12 часов.

6 часов утра. На небе яркие звезды, а на земле 30-градусный мороз и сильный ветер. Сегодня надо в 8:00 вывозить ракету на старт, и в таких условиях людям будет очень трудно работать.

Этим экспериментом Правецкий и Воронин хотят доказать, что потребление кислорода каждым членом экипажа будет не более 22-х литров в час и что существующая система регенерации воздуха может обеспечить трехсуточный полет на корабле «Союз». Мы считаем, что при работе в космосе члены экипажа будут в среднем расходовать по 25 литров кислорода в час, и при таком расходе его запасов хватит только на 66 часов, то есть на трое суток с существующей системой жизнеобеспечения лететь нельзя, тем более, что она не имеет индикатора, предупреждающего экипаж о моменте исчерпания запасов кислорода. Кроме того, эксперимент отнимет у нас 5—6 суток, а нам не хватает времени на тренировки в ТБК-60 и на полеты на невесомость. Посылать экипаж в полет на трое суток с риском, что в последние часы полета он может остаться без кислорода, мы не можем. Специалисты ВВС располагают достоверными данными по расходу кислорода космонавтами и могут без всяких дополнительных экспериментов твердо отстаивать норму расхода кислорода в космосе по 25 литров в час на человека (тем более при выходе космонавтов в открытый космос).

Вчера мне звонил Мишин и вторично просил принять решение по эксперименту с трехсуточным пребыванием экипажа в макете корабля для замера расхода кислорода. На последнем заседании Госкомиссии в Москве Мишин высказался против такого эксперимента Минздрава, за день до этого он в беседе с космонавтами согласился с их мнением, что замер расхода кислорода не нужен, а здесь, на полигоне, он уже второй раз пытается нажать на меня, чтобы я согласился с проведением эксперимента. Мишин в разговоре по телефону сказал: «Николай Петрович, давайте проведем этот эксперимент — времени у нас хватит, а если ребята не выдержат, заменим их другими». Эта фраза Мишина доказывает, что он не понимает ни смысла эксперимента, ни трудностей подготовки космонавтов. Мишин переслал мне протокол совещания, проведенного Правецким по этому вопросу, а также доклад Правецкого и Нефедова, в котором они настаивают на проведении эксперимента. На докладной есть резолюции Мишина, Керимова, Щеулова и Кириллова — все они поддерживают предложение Правецкого: их напугало происшествие с американскими астронавтами, и они на всякий случай хотят застраховать себя, не понимая, что подобный эксперимент может привести только к неприятностям, а его научное значение равно нулю.

Был на старте, наблюдал подъем ракеты с установщика на пусковой стол. Все операции выполнялись четко несмотря на 30-градусный мороз.

4 февраля.

Вчера вечером мне звонил Горегляд, а сегодня — Кузнецов. Оба доложили, что в Центр приезжал Нефедов и что он согласился совместить замеры потребления кислорода с комплексными тренировками на тренажере в ЦПК. Но сегодня в разговоре по телефону с Керимовым Правецкий опять настаивал на проведении трехсуточного эксперимента в институте Минздрава.

Более двух часов беседовал один на один с Керимовым (Мишину врачи еще не разрешают выходить). Рассказал ему о всех наших претензиях к ОКБ-1 и попытках наладить хорошую совместную работу. Взаимоотношения между ВВС и ОКБ-1 заметно улучшаются, но происходит это в основном за счет уступок со стороны ВВС. ОКБ-1 пока мало помогает нам в подготовке космонавтов и плохо обеспечивает испытания систем корабля. С 15 декабря мы не летаем на Ту-104 на невесомость из-за того, что ОКБ-1 никак не может закончить монтаж двух кораблей «Союз» на борту самолета. Более двух месяцев мы ждем окончания испытаний в ТБК-60, безнадежно затянулись испытания во Владимировке и в Феодосии. Керимов понимает всю сложность обстановки: он лучше меня знает, что Мишин — не Королев, — но он обязан его поддерживать, и делает все возможное для этого. За время нашей беседы Керимов несколько раз посетовал: «Королева нет, надо работать с Мишиным — он назначен Главным конструктором, и все мы должны ему помогать... Промышленность работает очень плохо — нет дисциплины... Многие главные конструкторы потеряли интерес к космосу, они получили все, что хотели, — академики, депутаты, герои, — и теперь их палкой не загонишь на полигон».

Прилетели генерал Долгушин из Ташкента и подполковник Крижановский из Москвы для руководства службой поиска. Оба доложили, что все самолеты, вертолеты и эвакуационные команды заняли исходные положения. Погода в районе полигона хорошая, мороз — 20—30 градусов.

5 февраля.

6 февраля.

Горегляд сообщил, что заболела Муся, температура у нее вчера вечером была около 3 Я беспокоюсь, что Муся будет пытаться переносить грипп на ногах, и просил Леонида Ивановича, чтобы он с помощью врачей заставил ее несколько дней полежать в постели. Оля уже поправилась и с понедельника пойдет в школу. «Николай второй» — так окрестил Горегляд нашего Николашку — чувствует себя хорошо.

Сегодня мы будем в третий раз пытаться запустить беспилотный «Союз». Две первые попытки были неудачными. Корабли серии «Союз» были задуманы еще в 1961 году, они строились мучительно долго и получились недостаточно надежными. По идее (стыковка, маневр) — это хорошие корабли,— но ее исполнение оказалось ниже наших возможностей. Мы безраздельно верили в надежность «Востоков», но у нас нет такой веры в безотказность «Союзов». Подготовка корабля № 3 на полигоне выполнена очень тщательно, корабль наверняка будет выведен на орбиту, а вот за «хорошее поведение» его в космосе и при посадке пока трудно ручаться. Затянувшиеся испытания систем корабля и две неудачи подряд при пусках всех настораживают. Беспокоит нас и слабость технического руководства: Мишин не силен, да еще к тому же и болеет почти две недели в дни подготовки пуска.

Встал в 2 часа по местному времени. Морозная, звездная ночь и очень сильный ветер. Через два часа начнется заседание Госкомиссии.

7 февраля.

...Заседание Госкомиссии и пуск «Союза» № 3 сегодня не состоялись. Перед самым выездом на старт мне позвонил оперативный дежурный и передал, что пуск откладывается ровно на сутки. Я не знаю пока причин переноса пуска, но их может быть только две: или болезнь Мишина или новые технические неполадки.

В 4:00 состоялось заседание Госкомиссии. Приняли решение: приступить к заправке ракеты топливом и произвести пуск в 6:00 по московскому времени. После заседания мы несколько раз оставались один на один с Мишиным, но он ни разу не заговорил о необходимости эксперимента с космонавтами в институте Минздрава. Я знал, что Керимов рассказал Мишину о состоявшейся между нами беседе по этому вопросу: «забывчивость» Мишина я понял как молчаливое отступление и не счел необходимым напоминать о его промахах. Мы вели разговоры на многие другие темы, старательно обходя наши прошлые разногласия.

Вчера вечером на «Союзе» обнаружили неисправность — «плюс» на борту из-за замыкания электросети в бытовом отсеке. Найти такую неисправность на старте за одни сутки до пуска — это большая удача. Пускать ракету с «плюсом» на борту нельзя из-за опасности непрохождения радиокоманд и отказов в большинстве систем корабля и ракеты. Если бы не удалось найти этот дефект, то пришлось бы снять ракету со старта, произвести отстыковку корабля от ракеты, отвезти корабль по железной дороге на 31-ю площадку, слить с него горючее и снова начать весь цикл подготовки — все это могло задержать пуск на 2—3 недели.

Через 20 минут после пуска все руководство собралось в МИКе второй площадки. Керимов и Мишин решили вылететь в Крым в 15:00, а я — в 11:00.

Подготовка к пуску прошла нормально. Температура воздуха была — 22 градуса, сила ветра — 7—8 метров в секунду: работать было очень трудно, но стартовая команда работала самоотверженно. Я решил на этот раз быть во время пуска в бункере. Ракета взлетела в 6:20, задержка пуска произошла из-за неполадок в системе обогрева. В конце активного участка полета ракеты мы пережили несколько тревожных минут. Дело в том, что радиосвязь с кораблем прервалась раньше выхода его на орбиту, оказавшуюся более низкой, чем обычно. При всех пусках пилотируемых кораблей ИП полигона обеспечивал нам надежную связь с ними до выхода на расчетную орбиту, а в данном случае «Союз» ушел за горизонт раньше, чем он стал спутником. Связь с кораблем поддерживал ИП Сары-Шагана, но нам он передал данные, подтверждающие выход корабля на орбиту, только через восемь минут после ухода «Союза» из зоны «видимости» ИП полигона. Эти минуты дорого обошлись для наших нервов.

Через 4 часа 50 минут полета наш Ан-12 произвел посадку на аэродроме Саки. На десять минут раньше нас прилетел Ту-124 с маршалом Руденко, Поповичем и Добровольским. Все наши офицеры разместились в Евпатории в гостинице «Украина», а мы с маршалом — в небольшом обкомовском домике у самого берега моря. Около 16:00 мы уже были на командном пункте, расположенном в 20 километрах от Евпатории. Трегуб, Карась и Раушенбах доложили нам, что первая коррекция орбиты на 5-м витке прошла успешно. Орбита изменилась к лучшему, но изменения ее параметров после первой коррекции были незначительными. Продолжительность существования корабля на новой орбите (апогей — 238 километров, перигей — 172 километра) составляет всего 48 витков. О полете корабля «Союз» № 3 объявили в печати под «вывеской» «Космос-140». В 17:00 корабль ушел с территории СССР и до 13 витка он будет за пределами зоны приема наших телевизионных и УКВ-связей.

7 февраля. Евпатория.

Более двух часов мы с Руденко гуляли по берегу моря. Был теплый, очень тихий вечер (+14 градусов). После московских и байконурских морозов было приятно ощущать теплоту Черного моря. Я доложил Руденко о ходе работ на полигоне, о переговорах с Мишиным и Керимовым, а он рассказал мне о своих попытках добиться решений по реорганизации службы поиска, о разговорах с Пашковым, Трегубом и Правецким.

Евпаторийский КП достаточно хорошо оснащен самыми мощными антеннами. Отсюда уже осуществлялось управление полетами к Луне, Венере и Марсу. Для управления пилотируемыми кораблями на КП еще многого нет, но общими усилиями мы должны сделать его основным пунктом управления всеми космическими полетами.

8 февраля.

Около 22-х часов прилетели Мишин и Керимов, оба они разместились вместе с нами. Выпили за успешный запуск «Союза», мирно поговорили о перспективах дальнейших полетов, поиграли в бильярд и отправились отдыхать.

Тревожным и трудным был этот день. Но несмотря на серьезные отказы техники, я радовался этому полету. Отказы были только в тех системах (закрутка, астроориентация, питание рабочим телом), на которых было ручное дублирующее управление, позволяющее космонавту вмешаться в их работу и устранить ошибки автоматики. Все остальные системы и параметры корабля были в норме. Корабль «Союз» показал хорошую маневренность и надежную работу всех двигателей и системы ионной ориентации.

Встали в 1:3 В 2:00 Руденко, Керимов, Мишин и я были уже на КП. Трегуб, Раушенбах и Феоктистов доложили, что «Союз» на пятом витке, по-видимому, не принял команду на закрутку на Солнце, и солнечные батареи не пополнили запасы электроэнергии на корабле. Кроме того, обнаружено, что запасы рабочего тела в системе астроориентации по неизвестным причинам сократились за время полета до 50 процентов. Возникла опасность вынужденной посадки корабля из-за недостатка электроэнергии и рабочего тела. После длительной консультации со специалистами решили повысить орбиту корабля, опробовать систему астроориентации и дать еще одну команду на закрутку корабля. На 22-м витке был включен корректирующий двигатель — он проработал 58 секунд и сообщил кораблю импульс 36 метров в секунду. После этой коррекции параметры орбиты резко улучшились (апогей — 310 километров, перигей — 220 километров), и корабль получил возможность летать более 200 суток. Но команды на ориентацию и закрутку на Солнце опять не были выполнены кораблем, а запасы рабочего тела полностью израсходовались. К вечеру всем стало ясно, что если нам не удастся успешно осуществить еще одну попытку закрутки, то придется сажать «Союз» раньше срока — на 33-м витке. Проверить, принял ли корабль команду на закрутку, можно было только на 29-м витке (в 1:30 следующего дня). В 22:00 мы уехали отдыхать, с тем чтобы к 2 часам ночи вернуться на КП и решать вопрос о посадке корабля.

В 1:40 Трегуб сообщил по телефону, что закрутка на Солнце не прошла. Продолжение полета на третьи сутки стало невозможным из-за ограниченного количества энергии и рабочего тела на борту «Союза». В 2:30 все собрались на КП и приняли решение сажать корабль на 33-м витке. В связи с тем, что запасы рабочего тела в системе астроориентации были полностью израсходованы при попытках закрутить корабль, в нашем распоряжении была только система ионной ориентации. Эта система хорошо показала себя при первом полете «Союза» 28 ноября 1966 года, дважды она отлично сработала и в данном полете при осуществлении коррекций орбиты. Вчера в ходе многочисленных и продолжительных консультаций со специалистами и разработчиками систем мы убедились, что многие инженеры и конструкторы недостаточно хорошо знают корабль. Сегодня это проявилось в еще более тяжелой форме: Б.В.Раушенбах — автор системы ионной ориентации — доложил, что при включении тормозного двигателя из-за помех от его выхлопных газов ионным датчикам корабль может потерять ориентацию и не сойти с орбиты. Все инженеры, конструкторы и даже Мишин подтвердили большую вероятность отказа системы ионной ориентации. Обстановка накалилась до предела, мы с большим напряжением ждали прохождения команд на спуск корабля и их исполнения. К счастью, все наши страхи оказались ложными: ионная ориентация сработала отлично, ТДУ включилась и столкнула корабль с орбиты. Первые минуты спуска прошли хорошо, но после раскрытия парашюта не работали УКВ-передатчики корабля, а КВ-передатчики работали плохо: «Круги» и самолеты не смогли запеленговать корабль в ходе спуска и определить точку его приземления.

9 февраля. Евпатория — Москва.

Корабль «Союз» был обнаружен в 9:50 на льду Аральского моря в 11 километрах от берега (мыс Шевченко). Поручив генералу Кутасину эвакуацию корабля, в 13:00 маршал Руденко и я вылетели в Москву. В 15:30 наш самолет произвел посадку на аэродроме Чкаловская. На аэродроме нам доложили, что космический корабль «Союз» ушел под лед, а парашют остался на льду.

Через несколько минут после посадки (5:49) КВ-станции и пеленгаторы начали прослушивать слабые сигналы корабля. Из-за слабости сигналов нельзя было точно определить точку приземления «Союза», ясно было одно: корабль приземлился в районе Аральского моря. Молчание УКВ-передатчиков корабля делало все самолеты и вертолеты «слепыми». Поиск можно было осуществлять только визуально.

10 февраля.

«Союзам» явно не везет. Их строят более шести лет, они должны были летать уже в 1962 году, но впервые поднялись в космос только в конце 1966 года. Было уже три пуска «Союзов», и все три оказались неудачными. 28 ноября 1966 года корабль вышел на орбиту, но по непонятным причинам израсходовал все рабочее тело, предназначенное для корректирующих двигателей, — задание на полет было сорвано, корабль при спуске взорвался. 14 декабря 1966 года второй «Союз» не поднялся с пускового стола, неожиданно для всех сработала САС — спускаемый аппарат приземлился на парашюте в 300 метрах от старта, но на ракете возник пожар, она взорвалась и разрушила стартовые сооружения. Третий «Союз», выведенный на орбиту 7 февраля 1967 года, летал только двое суток, а при посадке попал в Аральское море и затонул. Да, «Союз» затонул, хотя он не должен тонуть, — при испытаниях на Черном море корабль не тонул. При посадке «Союза» № 3 были и другие серьезные дефекты: корабль не долетел до расчетной точки посадки 510 километров, УКВ-передатчики при спуске и на земле не работали, а КВ-передатчики работали плохо.

Созыв заседания Госкомиссии сегодня — это ошибка маршала Руденко: на заседании прорабатывали ВВС, что называется, по нашей просьбе. А все могло бы быть наоборот, если бы заседание созвать позже, — после того, как мы поднимем и доставим корабль в Москву. Главные причины плохой работы службы поиска объясняются недостатками техники: на «Союзе» при спуске и после посадки не работали радиосредства обозначения, к тому же посадка была произведена с недолетом в 510 километров, и поэтому корабль искали 4 часа вместо 10—15 минут. Все мы были уверены, что корабль не должен тонуть даже в океане, а он утонул через 5—6 часов после мягкой посадки на лед Аральского моря. Кроме того, на борту «Союза» было 10 килограммов взрывчатки — это также не могло не задержать эвакуацию корабля. Можно спорить, кто больше виноват в большой длительности поиска и эвакуации корабля — ОКБ-1 или ВВС, но главными причинами задержек явились недостатки систем «Союза», хотя я глубоко убежден, что служба поиска могла и в этих условиях сработать лучше: часа через два корабль можно было обнаружить, а часа через четыре — вытащить его на берег.

В 12 часов Керимов, Мишин, Касатонов, Карась, Булычев, Трегуб, Кутасин и я собрались в кабинете маршала Руденко. Срочное заседание Госкомиссии было созвано по требованию самого маршала: прошло уже 30 часов после посадки корабля, а он все еще не поднят со дна моря. На заседании Мишин и Керимов возмущались медлительностью работ: «Позор, а не работа... Перестраховка и повторение ошибок при поиске экипажа «Восхода-2»...» В этих упреках была немалая доля правды. Служба поиска ВВС, руководимая генералом Кутасиным, 9 и 10 февраля работала плохо, а сам Кутасин несвоевременно доложил маршалу Руденко, что задержка с подъемом «Союза» вызвана отсутствием точных данных по весу корабля, заполненного водой, и по степени опасности работ по его подъему при наличии на борту АПО — автомата подрыва объекта. Маршал пытался уточнить эти данные, но не получил от ОКБ-1 удовлетворительных ответов и решил просить Керимова собрать Госкомиссию.

Был в ЦПК. Планы полетов на Ту-104 и тренировок космонавтов в ТБК-60 сорваны. Генерал Кузнецов проявил полную растерянность и не смог защитить интересы Центра перед Мишиным, Севериным и начальником чкаловского гарнизона генералом Пушко. За последние месяцы в работе Центра и лично Кузнецова выявляется много упущений и недостатков. Так, он прислал письмо с просьбой выделить 1659 тысяч рублей на строительство здания для центрифуги ЦФ-7, хотя строительство здания для ЦФ-8 в Институте авиационной и космической медицины обошлось всего в 210 тысяч рублей. Кузнецов запрашивает в 8 раз больше того, что требуется. Кроме того, он не принял во внимание мои замечания о перерасходе средств на строительство проходной. Пришлось крепко отругать Кузнецова и Черкасова за то, что они плохо считают государственные деньги.

11 февраля.

Беседовал с Терешковой. Валя беспокоится о дальнейшей судьбе своих подруг. В ЦПК на положении космонавтов числятся пять женщин: Терешкова, Пономарева, Соловьева, Еркина и Кузнецова. Среди космонавтов (Гагарин, Быковский) и командования ВВС (Вершинин, Руденко) уже не раз поднимался вопрос об отчислении из Центра всех женщин. По этому вопросу меня даже вызывали в ЦК КПСС. Я все время отбивал эти атаки и считаю, что решение об отчислении космонавток было бы неправильным. Я знаю, что в ближайшие два года нет перспектив на участие женщин в космических полетах, но рано или поздно женщины будут летать — в этом я убежден, — а если так, то нужно продолжать подготовку женских экипажей к полетам. Я успокоил Валю, сказав ей: «Пока я работаю с космонавтами, подготовка женщин будет продолжаться». Валя недавно опять болела и выглядит плохо. Здоровье у нее неважное, да и академия и домашние хлопоты отнимают много времени. Она все уверяет меня: «Николай Петрович, я здорова, питаюсь хорошо и болеть больше не буду». Таких заверений было много, но у меня остается убеждение, что она плохо питается, нерегулярно занимается спортом и напрасно взвалила на свои слабые плечи «академический груз». Сегодня Валя снова заверила меня, что отношения с Андрияном у нее хорошие, Аленка здорова — одним словом, в семье порядок.

В 12 часов генерал Горегляд позвонил по телефону и доложил, что корабль поднят вертолетом и доставлен на берег. Таким образом, на поиск и эвакуацию «Союза» потребовалось 54 часа.

12 февраля. Дача «Заборье».

Говорил с Леоновым. Он переживает по поводу замечаний работников ЦК о его недавнем выступлении в Политехническом музее. Я просмотрел стенограмму выступления: о планах полета на Луну сказано кое-что лишнее — надо это учесть. Но ошибки Леонова не настолько серьезны, чтобы терять из-за них аппетит.

13 февраля.

Два дня был на даче. Муся и «Николай второй» еще больны, пришлось их оставить в Москве. Вчера и сегодня ходил на лыжах. Запускал автомашину: утром мороз был -30, машина при больших морозах стояла пять недель — пришлось повозиться, прежде чем загудел мотор.

Был у меня Попович. Он доложил, что у него в семье полный порядок. Марина закончила Ленинградский институт (по-видимому, автор имеет в виду Высшее авиационное училище — Ред.) и теперь работает командиром корабля Ан-12 в ГНИКИ. Наташу забрали из интерната, и сейчас она живет с родителями и учится в третьем классе в школе при ЦПК. В семейной жизни Поповичей было много неприятностей, отношения их с остальными космонавтами остаются напряженными. Будет очень хорошо, если Марина и Павел сумеют заметно улучшить взаимоотношения в семье и с космонавтами.

Дал задание Кузнецову, Фролову, Волынкину, Кутасину и Горегляду: в двухдневный срок подготовить замечания ВВС по кораблям «Союз». В принципе уже ясно, что технологические пуски «Союзов» без экипажа на борту больше не нужны, но перед пилотируемыми полетами на кораблях «Союз» необходимо еще раз проанализировать все имевшие место отказы и принять меры к устранению обнаруженных дефектов.

15 февраля.

Приезжал от Мишина С. Н. Анохин, он просил продолжить медицинское обследование в госпитале кандидата в космонавты В. А. Яздовского. Яздовский убежал из госпиталя в самовольную отлучку, и за это начальник госпиталя отстранил его от обследования. Я поддержал решение начальника авиационного госпиталя.

Из всей этой перепалки я сделал для себя вывод, что порядка и дисциплины в ОКБ-1 нет и что Мишин — неважный руководитель. Скороспелый титул академика не спасает положения — дела наши космические трещат и разъезжаются по всем швам.

Был у Мишина. Более четырех часов разбирались с ходом испытаний корабля 7К-ОК и подготовкой экипажей к полету. На мой вопрос о сроках пуска Василий Павлович ответил: «По нашему мнению, запускать технологические корабли больше не нужно, будем готовить полеты «Союзов» с космонавтами на борту. До полетов надо закончить все испытания и выполнить все доработки. Короче говоря, будет очень хорошо, если первый пилотируемый полет состоится до 12 апреля». Договорились, что выезд на полигон должен состояться 20—25 марта. В связи с тем, что до выезда остается 26—31 рабочий день, я попросил Мишина в ближайшие два-три дня выдать нам всю полетную документацию (задания, программы, инструкции) и полностью закончить оборудование ТБК-60, самолета Ту-104 и учебного космического корабля. Узнав, что по вине ОКБ-1 мы еще многого не имеем для завершения подготовки космонавтов, Мишин рассвирепел, вызвал Цыбина, Бушуева, Чертока, Трегуба и Анохина, грубо их отругал и уже в десятый раз приказал: «В один-два дня выдать ВВС все, что необходимо для тренировки космонавтов».

Мишин также настаивает на проведении испытаний в институте Минздрава. Я пытался убедить его в том, что испытания нам не нужны, что к безопасности полетов они не имеют никакого отношения и что мы, впустую затратив 15—20 дней, лишь измучаем космонавтов. Мишину трудно было отказаться от подписи, которой добился от него Правецкий 10 февраля (до этого Мишин дважды выступал против испытаний), и поэтому он просил меня, Цыбина и Анохина внимательно разобраться с программой подготовки космонавтов и доложить наши предложения. После изучения программы Цыбин, Анохин, Кузнецов и я согласовали следующее предложение: «Если выезд на полигон состоится 20—25 марта, то для проведения испытаний в Минздраве нет времени. В случае проведения испытаний срок пуска надо перенести на 15—20 суток». Цыбин и Анохин, связанные подписью Мишина, не могли признать, что испытания излишни, но они хорошо поняли никчемность этой затеи и согласились с нашим мнением, что в оставшиеся до полета дни надо решать более важные задачи.

Как ни печально, но меня все чаще тревожит мысль: мы неотвратимо приближаемся к новым тяжелым происшествиям. Для завершения подготовки космонавтов требуется минимум 40 дней, при отличной и очень напряженной работе подготовку можно закончить в 32—35 дней. И в такой вот обстановке заместитель министра здравоохранения Бурназян написал по наущению Правецкого жалобу Вершинину, Келдышу, Афанасьеву и другим министрам о том, что ВВС (Каманин) тормозят проведение испытаний с космонавтами в институте Минздрава, нанося тем самым ущерб безопасности космических полетов. Вот так, и не меньше! Как говорится, жил, жил и дожил... Семь лет я работаю с космонавтами и всегда считал одной из главных своих задач обеспечение безопасности полетов для экипажей космических кораблей. А вот Правецкий и Бурназян, оказывается, и лучше меня знают дело, и больше беспокоятся о безопасности полетов. Маршал Руденко, прочитав кляузу Бурназяна, испугался: «Опять ВВС против всех, опять у нас будут неприятности». Маршал постеснялся приказать мне выполнять требования Минздрава, но изрек: «По-видимому, надо будет проводить эти испытания».

Скульпторы Кербель и Файдыш более месяца уговаривали меня разрешить им делать бюсты Гагарина, Терешковой, Беляева и Леонова, которые должны быть установлены у обелиска «Космос». Кербель и ранее (1962 год) пытался лепить бюсты Гагарина, Титова и Поповича, но у него это плохо получилось. Над скульптурными портретами почти всех летчиков-космонавтов СССР работал и скульптор Григорий Николаевич Постников. Скульптуры Постникова более удачны и нравятся космонавтам — они просили меня отказать Кербелю и Файдышу и поручить предстоящую работу Постникову. На письмо Министерства культуры СССР с просьбой предоставить возможность Кербелю и Файдышу работать над бюстами космонавтов я дал письменный отказ. Позавчера мне опять звонил Кербель, и я ему отказал в довольно резкой форме.

17 февраля.

Вчера с 15:00 до 19:30 в ЦКБЭМ (Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения — такое наименование получило в 1966 году Опытно-конструкторское бюро № 1 — Ред.) заседал Совет конструкторов. От ВВС были я, Кутасин, Горегляд, Бабийчук, Пушко, Кузнецов, Гагарин, Николаев, Комаров, Быковский, Фролов, Генин и другие. По итогам последнего полета «Союза» доклады сделали Трегуб, Бушуев, Цыбин, Фролов, Агаджанов.

Жалобы обиженных скульпторов и их покровителей дошли до министра культуры Е.А.Фурцевой. Сегодня Екатерина Алексеевна позвонила мне и сказала, что есть решение ЦК и правительства об установлении бюстов космонавтов и что только Министерство культуры имеет право заказывать подобные скульптуры и выбирать исполнителей. На мое замечание, что нас вполне устраивает Постников, Фурцева ответила вопросом: «А кто такой Постников? Я не знаю, что он сделал...» Пришлось подробнее рассказать ей о космической тематике творчества Постникова. Договорились, что Екатерина Алексеевна пошлет к Постникову специалистов, с тем чтобы осмотреть имеющиеся у него работы и по возможности использовать их при выполнении правительственного задания. Кербель, сделав удачно только бороду Карла Маркса, вообразил себя гением, а скромный труженик Постников выполнил уже десятки талантливых скульптур на космические темы, но пока он остается неизвестным для министра культуры, хотя о нем несколько раз писала «Правда» и были 3—4 передачи по телевидению.

Я доложил Совету конструкторов, что подготовка экипажей затягивается из-за того, что ЦКБЭМ до сих пор не выдало нам всей полетной документации и не закончило оборудование ТБК-60, самолета Ту-104 и тренажера. ЦКБЭМ обещает в 2—3 дня рассчитаться с долгами, и если это обещание будет выполнено (обещали Мишин и Цыбин), то подготовка двух экипажей для полета на 7К-ОК может быть закончена за 40—45 рабочих дней. Я подчеркнул в своем докладе, что подготовка идет по утвержденным программам и что у нас нет времени на всякие дополнительные занятия и эксперименты с космонавтами. Доклад был принят к сведению. Ни Бурназян, ни Мишин, ни Правецкий не задали мне вопроса об эксперименте в институте Минздрава, а сам я его не поднимал.

Докладчики высказали общее мнение, что полет дал очень много полезного и что все системы корабля, кроме астроориентации и аппаратуры «Заря», работали нормально. Подробно были рассмотрены все недостатки полета. Недолет корабля в 510 километров до расчетной точки посадки был признан «нормальным», поскольку в расчетах допускаются 600 километров на перелет и столько же — на недолет. По уверению докладчиков, УКВ-передатчики не работали по той причине, что они были залиты водой (хотя они не работали и при спуске корабля на парашюте). Корабль утонул потому, что в его днище из-за прогара образовалась дыра размером 250 на 350 миллиметров. По докладу Бушуева, прогар днища произошел в том его месте, где установлена трубка датчика замера температур: трубка и прилегающая к ней площадь обшивки были недостаточно защищены от воздействия высоких температур во время спуска. При разгерметизации корабля имело место резкое падение давления внутри корабля (давление упало до 200 миллиметров ртутного столба), температура днища была 120 градусов, но температура в кабине якобы не превышала 20 градусов. У меня сложилось впечатление, что если бы подобный прогар имел место в пилотируемом корабле, то экипаж мог бы погибнуть (все члены экипажа при посадке будут без скафандров). Правда, Бушуев и Мишин доложили, что они усиливают днище корабля, ликвидируют трубку в днище и гарантируют, что все последующие корабли серии «Союз» не будут подвергаться опасности разгерметизации из-за прогара днища.

Сегодня позвонил Правецкий. Вчера на совещании он промолчал, а сегодня опять спросил: «Когда будем проводить эксперимент с космонавтами в институте Минздрава?» Ему уже мало панического письма Бурназяна, и он стал пугать меня тем, что Сербин (ЦК КПСС) поддерживает предложение Минздрва. Я сказал, что мы против эксперимента и проводить его не будем.

Мишин в заключительном слове сказал, что, исходя из итогов полетов «Союзов» и проведенных наземных испытаний, можно ориентироваться на подготовку к пилотируемым полетам в начале апреля. Все согласились с таким сроком, при условии своевременного окончания всех испытаний и доработок.

18 февраля.

Во второй половине вчерашнего совещания обсуждали проблемы подготовки кораблей для облета Луны. Полет первого технологического корабля Л-1 намечался на январь. Было уже несколько переносов пуска, и сейчас, согласно последнему решению, пуск намечается на конец февраля или начало марта. До июня 1967 года должно быть запущено 4 технологических корабля, пуск с экипажем запланирован на 26 июня. Поставки комплектующих изделий для сборки кораблей идут плохо — график поставок, утвержденный правительством, срывается по срокам. Мишин и Черток настоятельно просили всех членов кооперации выполнить решения правительства по поставкам. Выяснилось, что многие не только опаздывают с поставками, но кое-кто, например, Рязанский, даже и не знают об этих решениях. По службам управления и поиска в постановлении Совета конструкторов записали, что неготовность этих служб грозит срывом полетов. Общее впечатление от состояния наших «лунных дел» очень грустное: Мишин совершенно неспособен повести за собой всю космическую кооперацию, как это блестяще делал Королев.

Генералы Бабийчук, Карпов и Кузнецов доложили, что вчера на заседании межведомственной медико-биологической комиссии при обсуждении двухлетнего плана работы был большой бой между ВВС и Минздравом. Бурназян и Правецкий пытались записать в обязанности Минздрава контроль за отбором и подготовкой космонавтов. Все представители ВВС категорически возражали против этих продолжающихся попыток навязать нам контроль Минздрава. После заседания комиссии представители ЦКБЭМ (Цыбин, Анохин и другие), Минздрава (Бурназян, Правецкий, Гуровский, Нефедов) и ВВС (Бабийчук, Карпов, Генин, Кузнецов, Николаев) вновь обсуждали вопрос о целесообразности проведения трехсуточного эксперимента с космонавтами в институте Минздрава. Все представители ВВС высказались против эксперимента, Цыбин — за, — а Правецкий высказался так: «ВВС несут полную ответственность за безопасность космонавтов, и если вы против этого эксперимента, то мы больше не будем настаивать на его проведении». Вот это уже более умные речи. Жаль только, что Правецкому потребовалось более двух месяцев, чтобы усвоить эту простую истину.

Ту-104 уже третий день летает — экипажи «Союзов» продолжают тренировку по переходу из корабля в корабль в скафандрах в условиях невесомости.

20 февраля.

Руденко рассказал мне сегодня о его встрече с маршалом Гречко по вопросу создания службы поиска лунных кораблей и спасения космонавтов. Гречко остался за Малиновского и продолжает его линию в космосе, то есть отказывается не только от инициативного решения проблем космических исследований, но и не выполняет постановления партии и правительства. Узнав, что на создание службы поиска требуется 9000 человек и 25—30 миллионов рублей, Гречко заявил: «Ни численности, ни денег не дам — делайте, что хотите, но в правительство я обращаться не буду... Я против полетов на Луну...» Это заявляет Маршал Советского Союза, министр обороны. Дальше собственного узкопехотного носа Малиновский, Гречко и Захаров не хотят ничего видеть. Вот при таком отношении их к космосу нам и приходится пробивать препятствия и находить решения самых интересных проблем современности. Маршалу Гречко, наверное, и в голову не приходит, что космонавтика — это в первую очередь бурное развитие техники и науки, которое положительно скажется на всех аспектах существования человечества и кроме того может резко поднять обороноспособность страны.

Сегодня вышел на работу Вершинин. Константин Андреевич, кажется, первый раз в жизни проболел две недели. Все привыкли видеть его на работе по 10—12 часов, а сам он внушил себе, что без него все дело пропадет, что ему даже поболеть некогда, — так что такое длительное отсутствие Главкома было совершенно необычным. Малиновский болен раком (лежит в госпитале и едва ли выйдет оттуда). Захаров, Крылов, Вершинин и другие руководители обороны страны на исходе «рабочего ресурса» и уже не могут работать так, как нужно. Мы переживаем период засилия стариков, и это не сулит нам ничего хорошего на ближайшие годы.

Звонил Тюлин. Он сообщил, что 24 февраля, возможно, придется лететь на полигон для пуска первого корабля Л-1.

21 февраля.

Был в ЦПК, беседовал о ходе подготовки космонавтов с Гагариным, Поповичем и Николаевым. График подготовки экипажей «Союзов» и лунных кораблей выполняется точно. До 25 марта экипажи «Союзов» будут подготовлены к выезду на полигон.

Сегодня в ЦПК была Фурцева. Она высказала желание помочь нам в оборудовании строящегося Дома офицеров. Я рекомендовал Кузнецову и космонавтам хорошо встретить ее и использовать это посещение в интересах дела.

Сегодня на меня навалились работники АПН: приехали Пищик, Большаков, Булушев и Михайлов. Несколько раз звонил Бурков и просил принять эту группу товарищей. В АПН поступают сотни запросов из различных стран, все хотят знать, что делают космонавты, как они живут, скоро ли будут новые полеты в космос. Я понимаю и разделяю беспокойство сотрудников АПН, ТАСС, газет, журналов, радио и телевидения: мы очень мало даем им информации, а когда даем, то безбожно опаздываем. ЦК КПСС категорически запрещает давать подробную информацию до полета, разрешает очень немногое сообщать о полете и урезает все сообщения о технике. Я рискую очень многим, разрешая работникам ТАСС, АПН, кино и центральных газет готовить материалы об очередном полете до его осуществления. Так делается уже семь лет. Другого выхода нет: без предварительной подготовки кино-, фото- и описательных материалов мы не имели бы достаточной информации об экипажах и после полета.

28 февраля.

Звонил Тюлин. Он перенес вылет на полигон на 2—3 дня после 24 февраля. Одновременно он сказал, что в ЦК КПСС (по-видимому, у Сербина) есть какие-то данные об отставании подготовки космонавтов. От меня таких данных в ЦК КПСС не поступало, а если Сербин и другие в вопросах подготовки космонавтов пользуются данными Правецкого или Мишина, то тем хуже для ЦК.

Вчера принимал польскую делегацию. Ришард Бодовский, Ежи Гжегожевский и Янош Бабийчук задали мне десятки вопросов по космосу и авиации.

Пять дней отдыхал на даче. Каждый день ходил на лыжах, гулял с Колей.

Сегодня в сокольническом госпитале ВВС провел первое заседание комиссии по набору слушателей-космонавтов на 1967 год.

Накануне Москва встречала императора Эфиопии Хайле Селассие. 75-летний старикашка выглядит еще прилично в военном костюме. Сегодня посол Эфиопии устраивает прием в честь императора, на который пригласили всех космонавтов и меня. Меня этот коронованный попрошайка не интересует, я не поеду на прием, но двух-трех космонавтов придется послать.





Далее:
1997.
2000.
Март 1964.
2004.
2006.
«На земле».
JARVIS GREGORY.
Фармакология в космосе.
ОБЩЕЧЕЛОВEЧЕСКАЯ АЗБУКА И ПИШУЩАЯ МАШИНКА.


Главная страница >  Даты